По праву вы будете удивлены тем, что получили письмо от бывшего немецкого солдата. В качестве одного из последних свидетелей того бурного времени я хотел бы со всем причитающимся уважением указать на несколько пассажей из Вашей книги, в которых опубликованы высказывания, совершенно не подходящие Вам – уважаемому мной человеку. Только то обстоятельство, что в одной из германских газет был опубликован отрывок из Вашей книги «Воспоминания», заставляет меня, бывшего вынужденного жителя Вашей родной деревни и тем самым свидетеля того времени, в интересах правды и защиты чести моих павших товарищей, напомнить о том, как всё было на самом деле.
Как солдат и офицер я имел едва ли объяснимое счастье пережить ужасные военные и послевоенные годы. Поэтому я могу как более старший человек дать ответ на основе пережитого мною Вам, на Ваши, пережитые в более юном возрасте воспоминания. По Вашему высказыванию в Вашей книге, я был одним из так называемых представителей «расы господ», которые прошли по Вашей деревне, грабя и убивая.
Да, господин Горбачёв, я был в составе моей военной части (военная группа капитана Бёзанга – Kampfgruppe Hauptmann Bösang) на протяжении многих недель гостем Вашей деревни. Расквартирован я был с несколькими моими товарищами в доме Ваших родителей. У меня были хорошие, даже дружественные отношения не только с Вашей доброй матушкой, но и с другими жителями деревни.
Наш командир, капитан Бёзанг (погиб в 1945 году), считал себя ответственным за жителей деревни. Моя группа (часть) входила в состав 3-й танковой дивизии. Как с нашей стороны, так и со стороны жителей деревни не было враждебного настроя, вследствие чего не было и партизан. Еще сегодня я с величайшим уважением думаю о женщинах и матерях, которые вынуждены были влачить в ужасных условиях свое жалкое и горемычное существование.
Причиной этих ужасных жизненных условий были не действия немецких оккупантов. Нет, они были результатом советской политики. Ни в одной другой европейской стране я не встречал столько бедности, убогости и несправедливости, как в так называемой «стране рабочих и крестьян». Жители деревни рассказывали нам, что Красная армия при своем оступлении применила тактику выжженной земли. Это означает, что при отступлении по сталинскому приказу в деревне были реквизированы и уничтожены все продовольственные запасы.
То обстоятельство, что мы вынуждены были жить вместе с жителями деревни в самых стесненных условиях (наши противники на западе, так же, как и на востоке [оккупированной Германии – прим. переводчика] позже изгоняли жителей из их домов), дало нам уникальную возможность познакомиться с тяжелым бытом местных жителей, это же обстоятельство вынудило нас делить с ними нашу пищу.
Мы узнали от замученных жизнью людей (в деревне ведь было больше женщин, чем мужчин), что ГПУ арестовало или убило по одному или более членов их семей. Я могу заверить Вас, господин Горбачёв, что нам, молодым солдатам, никто и никогда не внушал, что мы дожны вести себя как «представители расы господ» [в тексте используется слово Herrenmenschen – прим. переводчика]. А Ваша мама осталась в моей памяти как сердечная, добрая женщина.
В этом месте мои воспоминания вернули меня к образу моей матери, которая в это же время в тысячах километров от меня думала обо мне – точно так же, как Ваша мать думала о своем муже, который в это время воевал на фронте против нас. Моя мать писала мне в своих письмах, чтобы я в чужой стране обращался с людьми так, как я бы хотел, чтобы обращались с моими близкими. Ваша мама находила для нас, молодых солдат (нам было тогда не более 18 лет), успокаивающие слова, когда нам приказывали отправляться на позиции.
Мы делили с хозяевами домов, в которых квартировали, нашу еду, мы обязательно и прилично оплачивали тех кур, которые делали сытнее нашу еду. Совершенно убежденно я еще раз подчеркну, что наши взаимоотношения с русскими людьми и кавказскими народами были дружественными. К своему письму я прилагаю памятку солдата вермахта, в которой совершенно четко было указано, как мы должны были себя вести с другими народами.
У нас не было Ильи Эренбурга, который бы призывал нас к совершению преступлений и убийств. Я тогда познакомился со многими чудесными людьми – представителями вышеуказанных народов, о которых и сегодня еще вспоминаю с величайшим уважением. Вы пишете в своей книге, что мы вели себя как ужасные оккупанты и ограбили в Вашей деревне всех жителей. В интересах правды я вынужден сказать – у этих бедных людей не было ничего, что можно было бы у них отнять, а если бы, с другой стороны, мы захотели такое сделать, то могли тогда заплатить за это своими жизнями [имееются в виду царившие в вермахте дисциплина и строгие законы, карющие мародёрство, – прим переводчика]. Я должен сказать Вам, что в этих хатах не было даже самых обычных вещей, необходимых человеку для жизни. Например, не было таких простых предметов быта, как зубные щетки, или других предметов гигиены.
Часов у них было мало, не говоря уже о наручных часах. Ни в одном из этих домов я не видел радиоприемника, на столбах висели древние громкоговорители, которые сообщали новости из партийных центров. Жители деревни рассказывали нам, что в советское время они могли слушать только то, что предписывала партия.
Вы пишете в своей книге о технических устройствах, которые мы якобы отняли у жителей! Это я тоже опровергаю! Ни в одном из домашних хозяйств – и это в таких городах, как Харьков или Краснодар и Моздок, я ни разу не встретил ни одного технического приспособления. Совершенно неправдоподобным является Ваше утверждение, что мы, «представители расы господ», увезли из Вашей деревни наряду с другими вещами даже чернозем. Ради Бога поверьте, что при отступлении у нас было достаточно других забот: мы должны были предоставить наши машины казачьим семьям, которые вынуждены были вместе со своими семьями бежать от Красной армии и следующего за ней НКВД.
И в заключение, уважаемый господин Горбачёв, сообщу Вам о маленьком смешном случае. Может быть даже Вы сможете вспомнить об этом эпизоде? Мне как-то захотелось познакомить Вас, живого подвижного мальчишку, с песней о Волге из оперетты «Царевич». К сожалению, мой музыкальный талант был никудышным и, вероятно, Вы, тогда еще мальчишка, подумали, что этот «немецкий чорт» совершенно сошел с ума?
Моя честная критика некоторых пассажей из Вашей книги ничего не меняет в моём к Вам позитивном отношении и уважении к Вашим достижениям в политике. Если Ваши дороги снова приведут Вас на мою родину, то я и моя жена попытаемся по всей форме отблагодарить за то гостеприимство, которым я был одарен в доме Ваших родителей.
P. S. Я имел невыразимое счастье избежать рук палача из НКВД. Так как массовый убийца Сталин в момент вынесения мне приговора как так называемому «военному преступнику и шпиону» в 1947 году на некоторое время отменил смертную казнь и я получил 25 лет лагерей (концлагерь).
После 10 лет концлагеря меня выпустили в 1956 году с условным сроком. 18.10.1991 года российская прокуратура меня реабилитировала.
Фото: Около дома Горбачёвых. Танец под открытым небом. Прощание с Харьковом, май 1942 года.
Источник: «Soldat im Volk» – Ju1i/August 2010. Verband deutscher Soldaten e. V., Rheinallee 55, D-53173 Bonn.
karl-heinz.heubaum@t-online.de
Написано 19 октября 2010 года.
Перевод Генриха Дауба.